Король Давид - Страница 71

– Нов разорил не Шауль, а князь Доэг из Эдома.

– Доэг? – хивви усмехнулся. Давид вспомнил, как вскоре после событий в Нове Доэга нашли в роще пиний с перерезанным горлом.

– Когда вы обманули Йеѓошуа бин Нуна, – сказал Давид, – и народ требовал убить всех хивви-гивонитов, Йеѓошуа сказал: «Но мы дали им слово». Вас оставили в живых, только обязали во всех поколениях поставлять иврим воду и дрова для жертвоприношений. Так или нет? Ты хочешь, чтобы я послал к вам в Гивон Иоава бен-Црую с солдатами?

– Посылай, – спокойно ответил глава племени хивви. – Иоав может вычерпать из тайных колодцев всю воду и увезти в Город Давида все дрова, которые мы запасли. Он даже может перебить всех хивви-гивонитов, как это сделал в Нове Доэг по приказу короля Шауля. Неужели ты думаешь, что так вы снимете с себя грех, за который наказал вас Бог?

– Чего же ты хочешь?

– Отдай нам внуков Шауля, раз нет в живых ни его самого, ни его сыновей. Не ищем мы ни серебра, ни золота от Шауля или дома его, ни человека, чтобы умертвить его.

– Ладно, – Давид откинулся на спинку каменного сидения и прикрыл глаза.

И взял король двух сыновей Рицпы, дочери Айи, которых она родила Шаулю, – Армония и Мефибошета – и пятерых сыновей Мейрав, дочери Шауля, которых она родила Адриэлю из Мелхолы. И выдал он их в руки гивонитам, и те повесили их на горе перед Господом. И пали они семеро вместе.

В тот год в полях Кнаана расплодилось необычно много мышей. Доев до последнего зёрнышка всё, что оставалось на токах или в ямах-хранилищах, они сражались с птицами за каждый колосок, чудом сохранившийся на полях, и, осмелев от голода, нападали огромными стаями на животных и даже на людей. Мыши хозяйничали в покинутых домах и пожирали там всё, что могли разгрызть. Но только в темноте. Едва наступало утро, мыши прятались по норам, не в силах преодолеть ужас перед светом.

Каждое утро крестьяне кто как мог добирались до поля, делали то, что положено делать во Второй месяц года, и умоляли Бога послать им дождь.

Рицпа сидела на полу, расчёсывая волосы, когда в дом вбежала её дочь – тридцатилетняя женщина с толстой косой, которую она всё время перебрасывала за спину. С порога прокричала:

– Мама! Хивви увели братьев!

Она помогла Рицпе подняться, что было не трудно: та всегда была худой, а теперь совсем отощала. Обе пошли по опустевшей Гиве к скалам на восточной окраине селения.

На ходу дочь рассказывала:

– Утром появилась толпа хивви с палками. Они вошли в дома Армония и Мефибошета. Наши собирались идти в виноградник обрезать ветки. Вдруг вижу, хивви выводят братьев со связанными руками и, не подпуская к ним никого, ведут вон туда. Вместе с хивви пришёл солдат-иудей из Города Давида с приказом короля передать сыновей Шауля гивонитам.

– Чего и ждать от предателя! – Рица плюнула на землю. Она остановилась, тяжело дыша, и оперлась на ствол акации. – Человек, который мог вступить в союз с басилевсом Филистии против своего короля, выдаёт его потомков врагам иврим. – Она обернулась к дочери. – Почему ты не побежала к страже, чтобы трубили в шофар, подняли на ноги всех мужчин селения?

– От испуга ничего не соображала, – призналась дочь. – Да и кого бы собрал шофар? Все мужчины ушли из Гивы на заработки ещё в прошлом году. Может, женщины и могли бы их отбить, да ведь, сама знаешь, мы еле таскаем ноги, а хивви – вон какие здоровенные!

Это была правда. С тех пор, как хивви-гивониты стали поставлять для жертвенников воду и дрова, они разбогатели. Не связанные ивримскими запретами, хивви ссужали население Кнаана зерном, маслом и хозяйственным инструментом, продавали рабов. За четыреста лет, пока все хивви были или дровосеками, или водоносами, они вырыли у себя в окрестностях Гивона восемь глубоких колодцев, ежегодно обновляли запасы дров и зерна в пещерах и тайниках и даже в самые засушливые годы не испытывали ни в чём нужды.

«Что нужно королю от моих сыновей? – недоумевала Рицпа. – Тихие, законопослушные. В армию идти – идут, налоги платить – платят. Не прячутся, целый день в поле или в винограднике. И семьи свои кормят, и незамужней сестре и матери помогают. Оба в отца: молчаливые, добродушные, застенчивые. Зачем понадобилось предателю посылать за ними таких врагов, как хивви-гивониты?»

Дочь вскрикнула и остановилась, зажав рот рукой. Рицпа подняла взгляд.

Прямо против жертвенника биньяминитов, на невысокой скале стояли семь виселиц. Семеро молодых мужчин со связанными руками болтались в петлях с высунутыми языками. Трое хивви, видимо, недавно закончивших своё дело, подходили к повешенным и, подпрыгнув, поправляли петли у них на шеях. Человек двадцать хивви с палками в руках окружили подножие скалы, смеялись и подбадривали своих. Поодаль собрались немногочисленные местные жители.

Рицпа окаменела, глядя в посиневшие лица: два её сына, пятеро сыновей Мейрав. Давно ли они собирались в Мелхоле, праздновали Песах, пели, шутили.

…Когда Рицпа очнулась, рядом никого не было. Только незнакомый старик, судя по одежде, не хивви, стоял, опираясь на палку.

– Их нужно похоронить, – сказала старику Рицпа. – У кого сейчас достанет сил сдвинуть камень в пещере Цейла – это в Гиве – и расчистить в ней место?

Старик покачал головой: ни у кого.

– Ты же знаешь, биньяминиты ушли на север, там за работу дают еду. Обопрись на меня, и идём отсюда, – предложил он.

– Это – мои дети, – сказала Рицпа.

– Ты, наверное, не слышала, хивви запретили хоронить этих несчастных,– пробормотал старик.