– А дальше пророк Натан едва унёс ноги. Гиладцы кричали ему: «Передай сыну Ишая, что у нас нет никаких дел с предателем!» Этот Давид, наверное, думал, что в Кнаане не узнают, как он отправил своему хозяину Ахишу подарок из арамейской добычи. Сын Ишая и сегодня служит басилевсу – тому самому, кто обезглавил нашего короля Шауля!
– Авнер бен-Нер провозгласил королём Эшбаала, – задумчиво произнёс Адриэль. – Тот, конечно, не воин, но зато единственный взрослый наследник Шауля.
– Давида помазал сам пророк Шмуэль, – прозвенел голос Мерива, о котором взрослые забыли. – А кто помажет нашего Срамника? Ведь в народе его иначе, как Ишбошетом, то есть Срамником, не называют.
Мужчины обернулись и несколько минут молча смотрели на худенького мальчика с пылающими щеками, перепуганного собственной смелостью.
– Вон! – приказал Палтиэль.
Мальчик, сильно хромая, направился к выходу.
– Погоди, – Адриэль поднялся, положил Мериву на плечо руку, снова усадил и подвинул к нему тарелку с лепёшками. Стал размышлять вслух: – Иврим сейчас должны думать о том, как выжить. Так считает Авнер, и он прав. Но прав ли он был, посадив на место Шауля Эшбаала и нужно ли иврим до того, как воевать с филистимлянами, разгромить своих иудеев – покажет время. Да, – вздохнул он, разглядывая угли на дне жаровни, – выходит, пришли ещё более тяжёлые годы. Старики говорят, что однажды иврим уже воевали между собой. Тогда биньяминиты еле выжили…
На женской половине дочери Шауля беседовали с его вдовой – наложницей Рицпой. Разыгравшиеся дети сновали возле них, кричали, смеялись, жаловались матерям, лезли во все углы, таскали пирожки и орехи. Женщины не обращали на них внимания. На коленях у Мейрав, прижавшись к её животу, сидела крошечная девочка с косичкой – единственная, кто не проронил за всё время ни звука. Она только улыбалась, когда мать гладила её по головке. Иногда подбегали старшие дети и, поцеловав девочку, разбегались. Матери только следили, чтобы никто не задел печь, в которой пёкся хлеб на вечер.
Мейрав прикоснулась губами к щеке малышки и спросила Рицпу:
– Как было дело?
Рицпа вздохнула, опустила глаза и медленно начала:
– На совете Авнер бен-Нер напомнил старейшинам, что Бог обещал Яакову:Короли произойдут из чресел твоих, а потом обернулся к Эшбаалу и говорит: И кого же зачал Яаков после этого обещания? И сам же ответил: Биньямин родился у Рахели. Значит, теперь биньяминиты должны дать дому Израиля нового короля. На следующий день послали гонцов во все племена объявить, что у нас новый король: Эшбаал, сын Шауля. Вот и всё.
Рицпа замолчала. Три женщины сидели, задумавшись, малышка улыбалась.
Притихли и старшие дети.
Мейрав посмотрела на Михаль.
– Выходит, мы с тобой – сёстры короля. А Давид твой против всех биньяминитов.
– И он победит! – выкрикнула Михаль. – Вы ещё увидите!
Малышка на коленях у Мейрав вдруг заревела.
***
Для новой жены короля – Маахи, дочери князя северного государства Гешур, и её будущих детей построили комнату на крыше дома Давида. Королевский дом был самым большим в Хевроне. Стены из необожжённого кирпича покрывала штукатурка, покрашенная розовой финикийской краской, и каждый мог ещё издали узнать, где живёт король Йеѓуды. Как и все постройки, королевский дом был невысоким, окна начинались почти у самой земли и смотрели в огороженный камнями двор. На просторной плоской крыше сушились виноград и инжир, и по комнате Маахи ветер проносил ароматы сада. Вечером, с приходом прохлады на крыше собирались для беседы женщины и пожилые домочадцы. Маахе нравилась её новая жизнь. Она принимала гостей, ставила прямо на крышу глиняные миски с фруктами и лепёшками, горшочки с мёдом и оливковым маслом и алые блестящие шомронские кувшины, в которых вода подолгу сохраняла прохладу и свежесть.
В холодные и дождливые дни слуги приносили в комнату Маахи глиняный котёл с раскалёнными углями.
В Хевроне, как и в других городах, редко у кого была отдельная комната, и жёны Давида вслух завидовали Маахе. Но король объявил, что комната построена по его приказанию, также как и глиняная труба, по которой вода, не задерживаясь на крыше, стекает в выложенную камнями яму на внутреннем дворе. Давид велел поставить в комнату новой жены большой масляный светильник. Король поднимался на крышу и уединялся с Маахой. Часто они беседовали, глядя на затихающий к ночи Хеврон.
Когда у Маахи родился первенец, названный Авшаломом, её отец, князь Талмай, приехал посмотреть на внука. Он долго его разглядывал, потом сказал:
– Вашему Авшалому предстоят великие дела в этой стране. О нём будут вспоминать не в одном поколении.
Князя сопровождал из Гешура обоз с провизией и подарками. На площади перед королевским домом слуги Талмая установили столы и над ними пологи для тени. Там за время пира в честь первого сына, родившегося у Давида после провозглашения его королём, побывали все хевронцы.
Коробочку с учащениями из Гешура Мааха всегда держала при себе. Давид терял голову от запаха её шеи, груди; он не сомневался, что так пахнут синие цветы Гешура, о которых Мааха тихонечко пела, почти не раскрывая рта. Вся их любовь связывалась у него с этими странными напевами и ароматом незнакомых цветов. А он рассказывал Маахе про своё пребывание на севере, сам удивляясь, как ясно помнит лес, где охотились они, молодые Герои, и их командир Йонатан, сын короля Шауля, как собирались у костра, как пламя от еловых веток поднималось к небу, доставая до облаков; как один из Героев, Бная бен-Иояда, голыми руками убил льва; как Йонатан сломал ногу, и они несли его по всему северу на носилках. Мааха слушала, не перебивая. Ей казалось, будто она всё это переживает вместе с Давидом.