Король Давид - Страница 64

Он повертел головой во все стороны, нервно потянул на себя поводья, и… зацепились волосы головы его за ветви фисташкового дерева, и повис он между небом и землёй, а мул, что был под ним – ушёл.

Я участвовал в принесении жертв и проводах нашей армии, потом зашёл к себе в палатку, чтобы надеть пояс с мечом и взять колчан со стрелами, а когда вернулся на пост, увидел, что король Давид сидит между двумя воротами и не отрывает взгляда от долины Гадитов, раскинувшейся перед Маханаимом.

Я приветствовал короля, он помахал мне рукой.

Время остановилось. Я перекликался со стражниками, разговаривал с Давидом и, борясь с дремотой, вглядывался в расплывающиеся очертания покрытой лесом горы за долиной. Несколько раз со скрипом раскрывались ворота Маханаима, оттуда выходил обоз со свежей водой и направлялся к лесу.

Король поднялся и, растирая затёкшие ноги, разговаривал с пожилым стражником.

– Помнишь, как я ждал известий в Городе Давида? Тогда я тоже донимал охрану, не появился ли на дороге вестовой.

Я знал, о чём говорил король. Тогда в Город Давида вдруг ворвался слух, будто Авшалом заманил к себе в Баал-Хацор сводных братьев и всех зарезал.

– Может, господин мой король приляжет? – предложил стражник, очищая от щебня место в тени под стеной.

Давид покачал головой: нет.

Иоав, кряхтя, присел на пень. Меч сунул в ножны, обе руки прижал к груди – кололо после бега. Он приказал преследовать солдат Авшалома, сквозь одышку велел оруженосцу Нахраю:

– Беги со всеми, я догоню.

Прикрыл глаза, хватая воздух ртом, отцепил от пояса флягу, смочил горло, стало легче. Иоав пил, по груди стекал на землю пот, спина и ноги налились больной тяжестью. «Эх ты, старичок, – с ехидцей сказал себе Иоав. – Тебе не врага преследовать, а завалиться под куст, чтобы никто не видел, и постонать вволю».

Он приоткрыл веки и тут же сжал их ещё крепче.

Сколько Иоав себя помнил, столько он воевал. Жил в военном стане, учил солдат, водил их в походы, осаждал города – из боя в бой! Но то, что происходило сегодня, не принимали ни его разум, ни сердце. Лес Эфраима походил на разрытое кладбище, и не было сил глядеть на землю, но нужно было смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о труп, не полететь и не напороться на собственный меч.

Всё это были иврим, о многих он даже не знал, на чьей стороне они воевали. Но вестовые называли имена, и Иоав только подвывал, осознавая, что в лесу Эфраима полёг цвет ивримского войска. «Еаш бен-Шмая из Бейт-Галы, Уриэль бен-Зхарья, Ясиэль бен-Авнер…» Возле пня, на котором сидел Иоав, из каждого куста виднелись дорогие ему лица: вон лежит пожилой гатиец Барух, а вон…

Жар висел над лесом. Неподвижный воздух наполняла вонь, хрипы, крики раненых. «Зачем? – звучало в голове у Иоава. – Ну, зачем?!»

Он зажмурился и увидел самое ненавистное лицо: улыбающегося Красавчика Авшалома. «Это я во всём виноват! Зачем просил короля помиловать Красавчика! Лицедейку нанимал, ходил за ним в Гешур… И ведь привёл, старый дурак! Давида пожалел…»

Кто-то тряс Иоава за плечо, он открыл глаза и обернулся: Чернявый. И этот всю жизнь при армии – ещё мальчиком пристал к отряду скороходов Асаэля, брата Иоава.

– Чего тебе? – спросил командующий, удивлённый выражением испуга на смуглом лице воина.

Чернявый, заикаясь, выговорил:

– Вот, видел я, что Авшалом висит на фисташке.

– «Вот видел я», – передразнил Иоав. – Почему же ты не поверг его там же на землю? Я дал бы тебе десять шекелей серебра и пояс.

– Если бы дали мне в руки тысячу серебряных шекелей, я не поднял бы руку на королевского сына! – отрезал Чернявый, и по дерзкому тону солдата командующий понял: тот говорит правду.

Чернявый приблизил к нему прищуренные глаза и продолжал:

– При нас всех приказал король вслух тебе, Авишаю и Итаю: «Сберегите, кто бы там ни был, отрока Авшалома!» И если бы я солгал, рискуя жизнью своей, это не утаилось бы от короля, а ты, конечно, оказался бы в стороне.

Увидев, что командующий приподнимается, Чернявый отскочил, чтобы не получить оплеуху, но Иоав только крякнул, схватившись за поясницу и проговорил:

– Где он?

– Вон там, – показал Чернявый и напомнил: – Король приказал тебе взять Авшалома живым!

Командующий локтем отшвырнул солдата с тропинки и крикнул оруженосцам: за мной!

И сказал Иоав:

– Нечего мне тут мешкать с тобой!

И взял он три стрелы в руку свою и вонзил их в сердце Авшалома. Но тот оставался ещё живым в ветвях фисташкового дерева. Тогда окружили Авшаломадесять отроков-оруженосцев Иоава и поразили, и умертвили его.

И затрубил Иоав в шофар, и вернулись люди из погони, ибо Иоав пожалел народ.

Он стоял возле трупа Авшалома и слышал у себя за спиной, как по лесу бегут сюда, на поляну солдаты и останавливаются, притихшие, увидев поверженного на землю сына Давида. Иоав бен-Цруя носком сапога столкнул тело Красавчика в яму и кинул в неё камень. То же стали делать его оруженосцы. Яма быстро заполнилась доверху.

Иоав вышел из оцепенения и обернулся к солдатам.

– Победа! – заорал он. – С Божьей помощью мы их одолели!

Сигнал шофара и разнёсшийся по лесу слух о смерти сына Давида сделали своё дело. Солдаты сбегались к могиле Авшалома. Толпа на поляне росла с каждой минутой.

– Кто же известит короля о победе? – спросил командующий.

Ахимаац бен-Цадок сказал:

– Позволь, я побегу и извещу короля, что Господь судом своим избавил его от руки врагов.

Но Иоав ответил ему: