– Вдова лекаря из Текоа, – объявил Ира бен-Икеш, и Иоав с изумлением увидел, как из группки просительниц вышла сгорбленная старушка и направилась к Давиду. Командующий вытянул шею и прикрикнул на разговаривающих рядом Героев.
Подойдя к Давиду, старушка пала лицом своим на землю и, поклонившись, сказала:
– Помоги, король!
И спросил он:
– Что с тобой?
И сказала она:
– Я – вдова, умер муж мой. И было у рабы твоей два сына. И поссорились они в поле, и некому было разнять их. И поразил один другого, и убил его.
У ворот Мулов наступила тишина. Люди ждали, вдова моргала и глотала воздух.
– Говори, – улыбнулся ей Давид.
– И вот восстало всё семейство на рабу твою, и говорят они: «Выдай нам убийцу, и мы умертвим его за душу брата его, которого он убил.
Она на минуту умолкла, а потом зарыдала и запричитала:
– И погасят они оставшийся у меня уголёк! И не останется от мужа моего ни имени, ни потомства на всей земле!
– Ступай в дом свой, я дам приказание, чтобы не умертвили твоего сына.
Вдова хотела было уйти, но вдруг обернулась и заговорила:
– Спасибо тебе, король Давид, но пусть на мне будет грех за неотмщённую кровь, а ты и престол твой будете неповинны.
– Пусть будет так, – согласился Давид. – Твои сыновья, твоя и месть. Тебе решать, а не родственникам твоим. Обещаю, что никто из них не тронет тебя.
– Король! – громко сказала вдова.– Да запомнит народ слово твоё, именем Господа, Бога твоего. Пусть не преумножит гибели кровный мститель, пусть не погубят сына моего!
– Как жив Господь, не падёт и волос сына твоего на землю, – поклялся Давид.
И тогда она попросила:
– Позволь рабе твоей сказать слово господину моему королю?
И велел он:
– Говори.
– Король, – начала вдова, – ведь все мы умрём. Жизни наши подобны воде, пролитой на землю: её уже не собрать. Вот Господь, Он не прощает душе грех её, но и не отторгает от себя отверженного. А ты? <…> Ведь тебе, как ангелу Божьему, дано понимать Зло и Добро.
Только теперь все догадались, к чему клонит старуха, притихли и уставились на неё: разве она не знает, что король запретил просить о милосердии к убийце?
Давид приподнялся, пристально посмотрел в глаза просительницы и приказал:
– Уйди!
Она попятилась к выходу и исчезла за спинами давидовых Героев. А король так и сидел, сложив на коленях руки и опустив голову.
Все заговорили между собой, обсуждая неожиданный поворот суда. Стоящий справа от Давида Иоав бен-Цруя, не дыша, вглядывался в лицо короля.
Давид повернулся к нему. Иоав поднял взгляд и кивнул: да, это моих рук дело.
И тогда Давид рассмеялся. А за ним – Иоав, Герои, Ахитофель и все советники. Смех покатился вниз, хохотали все, кто стоял на террасах. Весь южный склон горы Мориа сотрясался от смеха, хотя никто, кроме Давида и Иоава, ещё не знал причины внезапного веселья.
И сказал Давид Иоаву:
– Ладно, сделаю так. Пойди и приведи юношу Авшалома.
И пал Иоав лицом на землю, и благословил короля. И сказал Иоав:
– Нынче узнал раб твой, что обрёл я благословение в очах твоих, раз решил король по слову раба твоего.
И встал Иоав, и пошёл в Гешур, и привёл Авшалома.
Сказал Давид:
– Пусть идёт он в дом свой, но лица моего он не увидит.
И повернул Авшалом к дому своему, а лица короля он не видел.
– Я слышал, ты посылал в Текоа подарки? – сказал Рыжему Ира бен-Икеш. – Это для той, что просила за Красавчика?
– Для неё.
– Странно. Я ведь сам из Текоа, а старушки, у которой один сын убил другого, не помню. Где стоит её дом?
– Где-то у кузницы, – Рыжий неопределённо махнул рукой.
– Давно я дома не был, – вздохнул Ира бен-Икеш и спросил у командующего: – Вот скажи, Иоав, придёт оно, мирное время, или детям так и расти без нас?
Герои, услышавшие этот разговор, подошли ближе.
– Откуда мне знать! – Рыжий засмеялся. – А детей у меня нет.
***
Элиам, сын Ахитофеля Мудрейшего, приехал в Гило и привёз матери фиги из своего сада. Ещё издали он заметил возле родительского дома высокую колесницу, вокруг которой толпились слуги отца, а их дети старались забраться в неё по колёсам с железными ободьями. Привязывая к каменному столбу мула, Элиам увидел под деревьями с десяток крепких мужчин: одни что-то ели из глиняных плошек, другие просто лежали в тени. Незнакомцы повернули головы к Элиаму, стали его разглядывать, но в это время кто-то из рабов сказал: «Сын хозяина приехал», и они отвернулись. Элиам догадался, что это – охрана и скороходы, которые сопровождают Авшалома бен-Давида – другой колесницы с железными ободьями не было в Земле Израиля. Не было и таких прекрасных длинногривых лошадей. Сейчас они щипали траву, перешагивая через брошенную на землю верёвочную упряжь.
В том, что Авшалом заехал к Мудрейшему, не было ничего удивительного: Давид назначил Ахитофеля бен-Хура воспитателем своего сына. Учителя и ученика часто видели вместе, но Элиаму, хоть он и жил неподалёку от дома Маахи и Авшалома, до сих пор не представился случай с ним познакомиться. Элиам передал мешок с фигами рабу и вошёл в дом.
Через дверь была видна затенённая комната со столом и двумя скамьями. В углу, как во всех домах иврим, было прислонено к стене копьё хозяина, лежали его доспехи и пояс с мечом. Копьё было семейной ценностью Бен-Хуров. Его вручали на тринадцатилетие мальчику, а потом оно возвращалось в дом старшего в роду. Ахитофель был ещё крепок и искусен во владение оружием, они с Элиамом, отец и сын, участвовали в сражении с арамеями.